Моя поездка в Екатеринбург была связана с исследовательской работой. Я занимаюсь историей женщин в ГУЛАГе в сталинскую эпоху: рождением детей в ГУЛАГе. Из моей семейной истории, как и из работы в архивах, я имею представление о сталинской эпохе - лицемерной, предельно жестокой и предельно нищей. Эта эпоха вбивала в людей, живущих в СССР, ощущение беспомощности, сознание пешки в чужих руках.
Я впервые была в Екатеринбурге для того, чтобы работать в архиве. Хотя мои маршруты пролегали по центру города, проспекту Ленина, самой длинной улице Екатеринбурга, я понимала, что мое представление о городе очень ограничено.
Изучение сталинского Гулага предполагает частые столкновения с местами массовых захоронений. Эпоха оставила их в избытке. Могу предположить, что я знаю больше о таких местах в Москве, чем среднестатистический москвич. Но бываю на них редко, на некоторых не была никогда.
Бывать на таких местах - тяжелая задача. Невыразимая скорбь от самой трагедии усиливается ханжеской культурой памяти. Но официальное ханжество не оправдывает мое личное малодушие.
Поэтому почти преклонение вызывают у меня те люди, которые сделали память о жертвах эпохи своей личной позицией. Тем более, когда позиция эта - активная. Анна Яковлевна Пастухова, глава Екатеринбургского общества «Мемориал», когда узнала, что я никогда не была на Мемориале памяти жертв сталинских репрессий, 12м километре Московского тракта, сразу предложила туда поехать. Это - загород, туда можно добраться только на такси (в отсутствие машины). Анна Яковлевна часто бывает на 12м километре, стараясь привозить туда всех, кому это интересно, тех, кто не боится скорби. И правды.
Анна Яковлевна начала свою экскурсию, пока мы еще ехали на такси в сторону 12-го километра Московского тракта.
Проспект Ленина, 17 - местная Лубянка: сюда привозили арестованных. Здесь их допрашивали и выносили приговор. Расстрел, высшая мера наказания, осуществлялся здесь же. Рано утром, около пяти утра, отсюда отправлялись грузовики. Они ехали за город. Многие жители города в это время уже шли на работу. Некоторые из них с содроганием вспоминали эти машины.
Не знаю - ехали ли мы тем же путем, что и те грузовики. Вероятно, да. Очевидно, что город сильно изменился с тех пор. Сейчас место памяти, о тысячах погибших расположено около шумной трассы. Очевидно, что когда-то это было не так. Раньше здесь были рвы, где сотрудники НКВД закапывали убитых, засекреченное место массового захоронения расстрелянных.
Захоронение нашли случайно в 1960е годы. Кажется, во время строительства местного спортивного комплекса. Нашедшие были так напуганы, что замолчали на много лет. Один из них пришел, больше чем через 20 лет, в местное общество Мемориал, чтобы рассказать и показать место. После мытарства с останками: власти не знали, что с ними делать и долго держали в городском морге, их торжественно перезахоронили. Говорят, это были помпезные военные похороны с пли в воздух. Пока строили Мемориал, место захоронения было утеряно. Теперь никто не знает точно - где лежат останки расстрелянных.
Сейчас, бывшее когда-то засекреченным место, стало частью пейзажа. Машины проносятся мимо. Возникает странное чувство: ты слышишь повседневный шум в сочетании со звенящей тишиной - собственным шоком и скорбью.
Сейчас у людей есть выбор, собственная воля - не видеть, не знать, оставить все истории. Люди владеют пространством, они могут уехать, убежать, или просто отвернуться. Это их преимущество перед теми, кого этой воли лишили. Воли распоряжаться своими мыслями, своим телом, своим личным пространством.
Над Мемориалом возвышается большой безличный черный крест. Он облицован плиткой, которая за давностью лет уже начала отваливаться кусками.
Ближе всего к трассе расположен монумент Эрнста Неизвестного «Маски скорби». Высотой, вероятно, три метра. Я видела только на картинках (к своему стыду) «Маску скорби», 15 ти метровую скульптуру, установленную в Магадане. В Екатеринбургской «Маске скорби» отсилы три метра. Аналогичную Магаданской скульптуре власти Екатеринбурга категорически отказались ставить.
«Маски скорби»: одно большое, полное страдания, лицо, переходит во множество небольших. Скульптура показалось мне попыткой вернуть убитым лица.
Лицо другого человека, его цельность, его взгляд - вот, что вселяет ответственность, на этом уровне заканчивается твоя личная свобода и начинается свобода другого. Без ценности другого ты ничто, в тебе нет человечности, твое настоящее, прошлое и будущее, твои личные перспективы как части человеческой культуры заканчиваются, когда ты уничтожаешь другого. Такого же как ты.
Вероятно, поэтому на Мемориале нет лиц. Я шла мимо досок с бесконечными, сливающимися друг с другом именами, ничем не выделяемыми на фоне. Приходилось разгребать руками снег, чтобы их прочесть. Казалось их бесконечно много: припорошенных снегом вертикальных досок. Тишина, сквозь высокие деревья видно, как солнце заходит, шум рядом проходящей трассы.
На душе бесконечно тоскливо. От боли и одновременно безличности происходящего.
30 черепов на 1 кв метр - такова была плотность захоронения, когда его обнаружили.
Здесь лежат рабочие, инженеры, врачи, партийные работники. Представители разных национальностей: поляки, немцы, финны кто-то из духовенства. Большинство из них рассрелянны в период Большого террора, когда каждому региону спускался определенный лимит на расстрел. Хватали практически всех подряд, дела переписывались под копирку. Историк Р.Конквест писал, что в период Большого террора 1937-1939 гг. в СССР был расстрелян каждый десятый взрослый мужчина. Здесь лежат представители Литовского правительства, расстрелянные в 1942 году: прекрасные ухоженные лица этих людей, рядом с их тюремными следственными фотографиями, я видела на выставочном стенде в Екатеринбургском Мемориале...
Лицо здесь - это особая роскошь. Какие-то фотокарточки прикреплены к ближайшим соснам близкими погибших. Есть деревья, посаженные специально в знак памяти. Деревья здесь единственные живые существа, которые достойно несут караул скорби.
По Мемориалу можно ходить бесконечно. Каждый человек - это своя история и трагедия. Мне кажется, что за час прогулки я смогла уловить, понять только каплю от масштаба произошедшего.
Я уезжала с ощущением, что выполнила, просто своим присутствием, миссию добра. Надеюсь, что когда-нибудь вернусь сюда снова.