12 километр20 мая 2011 года
Недавно «нашисты» проводили в Москве на проспекте Академика Сахарова довольно шумную и абсолютно бессмысленную акцию под названием «Белые фартуки». Кто-то из журналистов решил проверить эрудицию младопатриотов и спросил у малолеток: «Кто такой академик Сахаров?» Ответ был скорым и незатейливым: «Это который изобрел сахар!».
Я решил было, что ребенок глупо пошутил. Но потом подумал, что если массово опросить сейчас наших сограждан, особенно родившихся уже не в СССР – ответы не будут сильно отличаться от этого. Последующий обмен мнениями в ЖЖ подтвердил – молодежь не знает об академике ни-че-го.
Даже для тех немногих, кто что-то про него слышал, Сахаров – это только лицо на барельефах: «здесь жил и работал выдающийся… тра-та-та…» или, возможно, монументальная бронзовая фигура на высоком пьедестале.
Ничего нет ошибочнее такого представления. Трудно представить себе человека, менее годного для того, чтобы стать «памятником». Кстати, наверное, именно поэтому Елена Георгиевна Боннер протестует против установки памятника Андрею Дмитриевичу в сегодняшней Москве. Все наши памятники – пошлые помпезные истуканы, похожие один на другого. Головы у них только съемные, разные. Хлоп на плечи одну голову – вот тебе Бродский, хлоп другую – вот тебе Мандельштам!
Сахаров говорил о себе: «Я не добровольный жрец идеи, а просто человек с необычной судьбой. Я против всяческих самосожжений (и себя, и других…). Я … жажду тихой, обычной жизни». Дневники его и Елены Георгиевны полны смешных, иногда даже неловких эпизодов, когда «отец советской водородной бомбы» предстает абсолютно непрактичным, непредусмотрительным, иногда даже бестолковым человеком.
Его необычность заключается в немыслимой, беспримерной внутренней эволюции, которую он пережил, вернее, переживал до самых последних дней своей жизни.
Молодой Сахаров – талантливый ученый. Дар таких мальчиков изощренный тоталитарный сталинский механизм прекрасно научился ставить себе на службу. Да так ловко, что одураченные мальчики поначалу искренне полагали, что служат разумному, доброму, вечному и не замечали, что под маской добра скрывается людоед. А когда (и если) замечали – то уж были подобраны ключики к каждому из них: карьера, деньги, бабы, власть… Что кого цепляло, того тем и цепляли. А для прозревших, но упрямых, приберегали последний довод – страх.
Посмотрите на них, блестящую плеяду советских физиков: с одной стороны – «замотивированные»: Келдыш, Курчатов, Харитон, Завенягин, Зельдович, Гинзбург. С другой – «запуганные»: Капица, Ландау.
Сахаров имел все шансы примкнуть к первым. На это работали его талант, его упоение важностью государственного дела, которое он делал, его гордость от собственной значимости, от круга и масштаба личностей, с которыми он запросто общался и работал. Молодым свойственно «головокружение от успехов». Посмотрите на его фотографию, где он запечатлен вместе с Курчатовым!
Елена Боннер о Сахарове на этой фотографии: «Он мне на ней не понравился, и я сказала что-то не очень приятное, что на фотографии он какой-то первый ученик, самоуверенный или самовлюбленный и заносчивый».
Что остановило его превращение в дракона и запустило его эволюцию в обратную сторону – в человека? Я думаю, толчком послужили испытания водородной бомбы, его «детища», «сахаровской слойки», как почти любовно называли это чудовищное изобретение.
Увидев на испытаниях в ноябре 1954 года, что реально творит это «абсолютное оружие», на банкете после испытаний Сахаров поднимает первый тост: «За то, чтобы наши изделия взрывались только на полигоне!». В ответ маршал Неделин рассказывает анекдот: «Молятся старик и старуха, старик говорит: «Господи, направь и укрепи», - а старуха ему на это: «Молись, старый, только об укреплении, а направить я и сама направлю!»
Вот судьба ученого в СССР: укрепи режим своим талантом, а куда направлять эту укрепившуюся махину – решат более компетентные люди, генсеки да маршалы.
Я думаю, именно тогда Сахаров и начал ощущать свою личную, персональную ответственность за судьбу человечества, жизнь которого (так получилось) именно он подвесил на тоненькую ниточку, вручив страшное оружие в руки догматиков и фанатиков. С борьбы за ядерное разоружение началась его борьба за права человека.
Осознание личной ответственности за других людей делает человека настоящим человеком. Бремя ответственности. Вот что пронес через всю жизнь Сахаров. И это именно то, что сделало его тем Сахаровым, которого мы чтим.
Он отстаивал жизнь и права других людей. Но делать это можно, если сам стал человеком, отстоял для начала свою жизнь и свои права.
На этой почве он навсегда разошелся с советской властью. Ибо сутью советской власти было растаптывание в человеке его личного достоинства, разрушение внутреннего «стержня», превращение человека в «человеческий ресурс». А из этого «ресурса» можно было ваять уже хоть гвозди, хоть пушечное мясо.
Человека в себе Сахаров был готов защищать с той же отвагой, как он защищал других людей – вплоть до последнего дыхания. Абсолютно точно выбранный жизненный принцип: «Если я не за себя, то кто я? Если я только за себя, то зачем я?» Он никогда ничего не решал за других. И никто никогда ничего не мог решить за него.
Тяжко следовать этому принципу в несвободной стране. Он пережил провокации, оскорбления, прослушки и грязное вмешательство в личную жизнь, шантаж детьми, мелкие пакости вроде проколотых шин и испорченных краской вещей, похищение рукописей и документов, крупные пакости вроде ссылки и насильственного кормления через зонд во время голодовки протеста…
Все это нам сегодня знакомо. Те, кто организовывал эти мерзости против Сахарова, организуют их сегодня против других Людей. Те же самые «кадры», те же самые «службы», те же самые «методички», судя по всему.
Наступившая «эпоха серых» делает актуальными «уроки» академика Сахарова. Владимир Маяковский избрал «нравственным камертоном» Владимира Ленина: «Я себя под Лениным чищу, чтобы плыть в революцию дальше…». Я не знаю для себя иного человеческого камертона, кроме Сахарова.
Он ушел от нас слишком рано, он не дал нам ответа на многие тяжелые вопросы, которые встали и встают перед нами. Но в трудную минуту я спрашиваю себя: «А как бы сейчас поступил Андрей Дмитриевич?»
Я знаю, куда бы он пошел:
- в августе 1991 года он пошел бы к Белому Дому;
- в декабре 1994 года он бы протестовал против войны в Чечне, как и в 1999 году;
- он пошел бы к «Норд-Осту»;
- он полетел бы в Беслан вместе с Политковской в одном самолете, и, возможно, был бы отравлен той же водой, что и Анна;
- он пошел бы на процесс Игоря Сутягина.
В 1980 году ГБ написала в справке для Политбюро, что «в ущерб государственным интересам СССР Сахаров выдает представителям капиталистических государств секреты, имеющие отношение к важнейшим проблемам обороны страны… он разгласил характеристики советских стратегических ракет и стартовых площадок, данные о количестве боеголовок и назвал министерства, участвующие в их изготовлении. По заключению экспертов, указанные сведения относятся к совершенно секретным, составляющим государственную тайну. Передача противнику подобного рода сведений подпадает под действие закона, предусматривающего ответственность за измену Родине».
Думаю, сегодня академик имел бы все шансы получить «за измену Родине» лет эдак 15, а потом быть выданным в США в обмен на очередную сексапильную сексотку!
- он пошел бы и в басманный, и в хамовнический суд;
- он пошел бы на Майдан в Киеве в 2004 году;
- он пошел бы на Плошчу в Минске в 2010 году.
Я точно знаю, куда бы он не пошел:
- в октябре 1993 года он не пошел бы к Белому Дому, да и в Кремль бы тоже не пошел;
- он не пошел бы ни в какую политическую партию;
- он не пошел бы в общественную палатку;
- он не поехал бы работать в Сколково;
- он не пошел бы на встречу интеллигенции с Путиным;
- если бы Путин приехал к нему в гости, он не вышел бы встречать его на крыльцо.
Сахаров для меня – не история, не бронзовый истукан. Он мой современник и мой собеседник. Мой соратник.
Спасибо Вам, Андрей Дмитриевич, за то, что Вы были и есть!
С Днем рождения!