12 километрРассказывает Анна Пастухова, председатель Екатеринбургского общества «Мемориал»
По дороге на Москву слева от дороги высится огромный черный крест. Из притормозившей машины можно прочитать на длинной стеле «Мемориальный комплекс жертв политических репрессий 30-50-х годов».
Машины пролетают мимо. Но по странной традиции заворачивают свадебные кортежи, и молодые в недоумении среди волнений радостного дня бродят по огромному запутанному аллеям и обелисками комплексу с бесчисленными именами на плитах (более 18 тысяч!), как по развалинам древней цивилизации — Помпеи или Трои... Потом, будто очнувшись, возвращаются в свое солнечное бытие, стряхнув темное видение memento more и оставив пустые бутылки из-под шампанского как символ всепобеждающей жизни...
Но это сейчас. А я помню еще густой осинник, за которым, как храм, открывалась широкая сосновая роща. На соснах-колоннах — таблички с именами. Маленький литовский крестик, вкопанный в землю — господин Маженас привез его на Урал в память об отце, сгинувшем в местных лагерях. К деревьям приколочена широкая самодельная витрина: Альберт Думановский, один из активистов Мемориала, которого я запомнила еще по первым митингам — он всегда стоял на них с планшетиком, где были фотографии его репрессированной матери и расстрелянного отца — поместил в нее список из 89 человек, имена которых нашел в расстрельном деле отца («контрреволюционная организация», в которой люди не знали друг друга и никогда не встречались!)... На пустых пространствах этой импровизированной мемориальной доски-мартиролога стали появляться рукописные листочки: имена... имена... имена... А рядом — прислоненная к дереву дверь от камеры с откинутой кормушкой. Кто и когда принес ее в этот лесной трагический храм? Изъеденная временем, она — алтарь мученичества, на который ставят свечи, кладут цветы... Невдалеке стоял обелиск со странной надписью: «Вам, безвременно умершим и видевшим трагедию страны [??? ], в душах человеческих воскресшим, низко кланяемся мы». И только случайный испуганно притихший грибник, выйдя не поляну из леса, недоумевал — что же произошло здесь: землетрясение, мор, пожар?...
Мои ученики, которых я как-то привезла на это место в начале 90-х, ходили по влажной, чуть болотистой земле, и постоянно переспрашивали: «И вот тут, под ногами — прямо-таки тысячи людей? То есть мы вот сейчас ходим по этим костям? То есть, это хуже, чем в фашистской Германии?..» И какое-то новое знание жизни и отношение к ней мучительно прорастало в их душах. А потом на уроках литературы Солженицын и Копелев, Ахматова и Мандельштам довершали «картину мира».
Сейчас на этом месте уже не шумят сосны (их спилили, сняв таблички и деловито отдав в музейное хранение — узнать бы достоверно!). Дверь от камеры и витрину мы сами извлекли из груды строительного мусора и арматуры, забрали в Мемориал, в нашу экспозицию, посвященную тоталитарным репрессиям...
На месте «лесного храма» сегодня раскинулся впечатляющий по своим масштабам комплекс, где поименно названы все расстрелянные Свердловским НКВД в годы большого террора. Дважды в год караваны автобусов от администрации Екатеринбурга привозят сюда жителей Свердловской области. И здесь они встречаются с пермяками, челябинцами, тюменцами, родными им по крови, пролитой отцами и дедами на этой земле (ведь именно в Свердловск привозили арестованных по «расстрельным» делам).
Вокруг — в основном пожилые люди. Изредка, правда, увидишь семью, состоящую из разных поколений: бабушки, дети, внуки... Невольно думаешь, что же будет через 10-20 лет? Не зарастет ли народная тропа? Кто будет ходить сюда, когда «дети репрессированных» преклонных лет не смогут осилить поездку?
Жаль, что в обычные дни, хотя бы раз в неделю, сюда не идут автобусы. Но зато в общегородские выезды, организуемые администрацией города, мы стали приглашать учителей, с которыми работаем по школьному историческому конкурсу " Человек в истории. Россия. ХХ век«, с нами стали ездить старшеклассники.
В своем традиционном выступлении на 12-м километре мэр Екатеринбурга Аркадий Чернецкий отметил, что стал чаще видеть здесь юные лица. Мы с гордостью восприняли эти слова — ведь это, по сути, признание нашей просветительской работы. Как ее продолжение мы воспринимаем создание во вновь предоставленном нам недавно в центре города помещении просветительского центра по истории репрессий на Урале, который мы называем Зал Памяти: библиотека, видеоцентр, архив документов, экспозиция, Интернет-класс, собрание произведений искусства... Надеемся на живое сотрудничество в этом общем деле Свердловской областной Ассоциации жертв политических репрессий, чей вклад в создание Мемориального комплекса в лесу и уход за уникальным мемориальным кладбищем мы глубоко ценим.
На этом скорбном месте нет имен моих близких, и я иду всегда к знакомому имени — Шалва Окуджава. Стихи Булата Шалвовича о его репрессированных родителях, о расстрелянном отце — как общий памятник погибшим.
Старшеклассники, которых мы приглашаем в поездку на 12-й км, собирают рассказы репрессированных, помогают раздавать просветительские материалы, пишут очерки и составляют базу данных имен, занесенных на плиты. Их внимание особенно дорого пожилым людям, которые передают молодежи свой исторический и нравственный опыт — именно поэтому мы и определяем нашу работу словами «связь поколений». Несколько лет назад школьница Лиза Шведова нам написала:
«Недавно мы с классом ездили на Мемориал памяти репрессированным. Я только единожды слышала об этом памятнике. Большая часть населения нашего города, мне кажется, не знает о нем. Я бы хотела, чтобы все знали нашу историю...
Этот черный крест должен возвышаться над нашей гордостью и тщеславием, а плиты — это дорога, ценой которой мы шли...»